Штайнер поспешил к мосту. Он шел так быстро, что Хаглю приходилось бежать за ним, чтобы не отстать. Риттер Нойманн был уже на мосту и пошел навстречу Штайнеру:
– Дела неважные. Что теперь?
– Мы занимаем деревню. Ты знаешь, какой приказ получил Престон?
– Да, он говорил мне. Какой будет приказ нам?
– Пошли человека за грузовиком, затем проверь дом за домом. Не вмешиваюсь в то, как ты это сделаешь, но хочу, чтобы все были собраны в церкви через пятнадцать-двадцать минут.
– А потом?
– Необходимо заблокировать дорогу с обеих сторон деревни. Со стороны это будет выглядеть корректно и официально, но любой, кто войдет в деревню, выйти не сможет.
– Доложить миссис Грей?
– Нет, пока не надо. Ей надо оставаться на свободе, чтобы держать связь. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что она на нашей стороне, пока это не станет необходимо. Я встречусь с ней позже. – Штайнер усмехнулся: – Скверный переплет, Риттер.
– У нас это бывало, господин полковник.
– Ну, что же, – Штайнер отдал честь. – Исполняйте. – Он повернулся и пошел вверх по холму к церкви.
В гостиной почтового здания Агнесса Тернер плакала, переодевая девочку. Бетти Уайльд сидела рядом с ней, крепко прижав к себе Грэма. Рядовые Динтер и Берг стояли по обе стороны двери и ждали их.
– Я так боюсь, Бетти! – говорила миссис Тернер. Я читала о них такие ужасы! Убивают беспощадно. Что они сделают с нами?
В малюсенькой комнатке почтового отделения сидел за коммутатором Тед Тернер и взволнованно спрашивал:
– Что сделала моя жена?
– Ничего, – отвечал Гарви Престон. – И с ней ничего не случится, пока вы точно будете выполнять то, что вам говорят. Например, не будете пытаться передавать по телефону сообщения, когда кто-нибудь позвонит. И другие всякие штучки. – Он вытащил пистолет из открытой кобуры. – Я вас не застрелю, я застрелю вашу жену, можете мне поверить.
– Свинья ты, – презрительно произнес старик, – и ты называешь себя англичанином?
– Я англичанин, и лучше, чем ты, старик, – Гарви дал ему пощечину. – Не забывай об этом.
Он сел в углу, закурил и взял журнал.
Молли и Памела Верекер закончили уборку и расставили у купели камыш и другие болотные травы, которые Молли привезла с собой. Памела сказала:
– Я знаю, чего недостает. Листьев плюща. Пойду нарву.
Она открыла дверь, вышла на паперть и сорвала несколько листьев плюща, вьющегося по стене церкви. Памела уже собралась войти обратно, когда услышала визг тормозов и увидела на дороге подъехавший «джип». Ее брат и Уайльд вышли из машины, и Памела сначала подумала, что парашютисты просто подвезли их. Но скоро поняла, что дюжий старший сержант держит ее брата и Уайльда под дулом автомата, которое прижато к его бедру. Она посмеялась бы над абсурдностью того, что увидела, но тут в воротах кладбища появились Беккер и Янсен, неся тело Штурма.
Памела тихо протиснулась в полуоткрытую дверь церкви и столкнулась с Молли.
– Что случилось? – воскликнула Молли.
Памела сделала ей знак замолчать:
– Не знаю, но что-то случилось, что-то ужасное.
В этот момент Джордж Уайльд попытался бежать, но Брандт, ожидавший такой ход, умело подставил ему ножку. Брандт наклонился над лежащим Уайльдом и ткнул его под подбородок дулом автомата:
– Ладно, Томми, ты храбрый парень. Отдаю тебе должное. Но сделай такое еще раз, и я срежу тебе голову.
Уайльд с помощью Верекера тяжело поднялся на ноги. Они приближались к церкви, а там, оцепенев от страха, Молли смотрела на Памелу:
– Что это значит?
Памела снова сделала ей знак молчать.
– Быстро сюда, – сказала она и открыла дверь в ризницу. Мгновение спустя они ясно услышали голоса.
Верекер спросил:
– А что теперь?
– Будете ждать полковника, – ответил Брандт. – А впрочем, почему бы вам сейчас не сделать то, что нужно для бедного старины Штурма. Вообще-то он был лютеранином, но, по-моему, это не важно. Католик или протестант, немец или англичанин. Червям все равно.
– Отнесите его в часовню Богородицы, – сказал Верекер.
Шаги затихли, и Молли с Памелой присели у двери, глядя друг на друга.
– Он сказал «немцы»? – спросила Молли. – Чушь какая-то.
На каменных ступенях паперти громко раздались шаги, и наружная дверь со скрипом отворилась. Памела приложила палец к губам.
Штайнер остановился у купели и огляделся, похлопывая стеком по голенищу. Снять берет он не удосужился.
– Отец Верекер, – позвал он. – Сюда, пожалуйста.
Штайнер подошел к ризнице и нажал ручку двери. По ее другую сторону обе девушки в страхе отшатнулись. Когда Верекер направился по проходу к Штайнеру, тот спросил:
– Здесь, кажется, заперто? Почему? Что там внутри?
Верекер знал, что дверь в ризницу никогда не запиралась, потому что ключ был утерян много лет назад. Значит, это могло означать только то, что кто-то закрыл ее изнутри на задвижку. И тут он вспомнил, что, когда уходил посмотреть на учения парашютистов, Памела убирала алтарь. Вывод напрашивался сам собой.
Верекер отчетливо произнес:
– Это ризница, господин полковник. Церковные ключи, мое облачение и прочие вещи... Боюсь, ключ в доме. Прошу прощения за такую нерасторопность с моей стороны. Полагаю, у вас в Германии больше порядка?
– Вы хотите сказать, что у нас, немцев, страсть к порядку? – спросил Штайнер. – Правда. Но у меня мать была американка, хотя в школу я ходил в Лондоне. И жил там много лет. Что же эта смесь означает?
– Значит, фамилия ваша не Картер?
– Штайнер, Курт Штайнер.
– Какой род войск, СС?
– Похоже, эти буквы оказывают на всех вас патологическое воздействие. Неужели вы думаете, что все немецкие солдаты служат в личной армии Гиммлера?