Я медленно шел от могилы к могиле, начав с западного края, обращая внимание на плиты, о которых он говорил. Они действительно были любопытными. С барельефами и гравировкой, выразительно, хотя и грубо изображающими орнамент из костей, черепов, крылатых песочных часов и архангелов. Интересно, но к Гаскону никакого отношения они не имели.
Осмотр всего кладбища занял час двадцать минут. В отличие от большинства нынешних сельских кладбищ, оно содержалось в очень приличном состоянии. Трава выкошена, кусты пострижены, встречалось очень мало заросших мест. Но в конце концов я понял, что ничего не найду.
Итак, Чарлза Гаскона нет. Стоя у только что вырытой могилы, я признал себя побежденным. Старый могильщик укрыл могилу брезентом, чтобы не дать дождю залить ее, и один его конец свесился в яму. Я нагнулся, чтобы поправить его, и, когда начал выпрямляться, заметил странную вещь.
В нескольких ярдах от меня, у стены под колокольней, лежала плоская могильная плита на холмике, покрытом зеленой травой. Плита эта относилась к раннему XVIII веку и была типичным примером работы местного каменотеса, о котором я уже говорил. Вверху был мастерски изображен череп со скрещенными костями, а принадлежала плита торговцу лесом по имени Джеремиа Фуллер, его жене и двоим детям. И тут я заметил, что из-под этой плиты как будто виднеется другая плита.
Моя кельтская кровь легко загорается, и меня охватило необъяснимое волнение, будто я почувствовал, что стою на пороге чего-то интересного. Я встал на колени и попытался взяться за плиту, что оказалось довольно трудно. Но вдруг, совершенно неожиданно, она поддалась.
– Вылезай, Гаскон, – тихо сказал я. – Пусть это будешь ты.
Плита сдвинулась вбок, один ее угол приподнялся, и мне открылось... Думаю, это был один из самых удивительных моментов в моей жизни. Под верхней плитой я действительно увидел еще одну, но с немецким крестом вверху – таким, который можно было бы назвать «Железным крестом». Надпись, сделанная по-немецки, гласила: «Здесь покоятся подполковник Курт Штайнер и 13 немецких парашютистов – свободных охотников, павших в бою 6 ноября 1943 г.».
Я не очень хорошо владею немецким, в основном из-за отсутствия практики, но для этой надписи его было вполне достаточно.
Лил дождь. Я присел на корточки, тщательно проверяя свои перевод, и хотя он был правильным, надпись казалась мне бессмысленной. Во-первых, я знал, поскольку когда-то написал на эту тему статью, что, когда в Кэннок Чейсе, графство Стаффоршир, в 1967 г. открыли немецкое военное кладбище, туда перевезли останки 4925 немецких военнослужащих, умерших в Великобритании во время первой и второй мировых войн.
«Павших в бою» – написано на камне. Нет, это какая-то чушь. Чей-то хитрый розыгрыш. Не иначе.
Все дальнейшие размышления по этому поводу были прерваны внезапным яростным криком:
– Что, черт побери, вы тут делаете?
Отец Верекер ковылял ко мне между могил, держа над головой большой черный зонт.
Я весело воскликнул:
– Думаю, вам это покажется интересным, отец! Я сделал поразительное открытие.
Когда он приблизился, я увидел, что сделал что-то не так. Даже очень не так, потому что лицо священника побелело, и он затрясся от ярости.
– Как вы посмели двигать эту плиту? Кощунство – вот единственное слово, которым можно назвать ваши действия.
– Ладно, – сказал я. – Простите меня за это, но посмотрите, что я обнаружил под ней.
– Плевал я на то, что вы обнаружили под ней. Немедленно положите ее на место.
Теперь я начал раздражаться.
– Не глупите. Разве вы не понимаете, что здесь написано? Если вы не читаете по-немецки, позвольте, я вам скажу. «Здесь покоятся подполковник Курт Штайнер и 13 немецких парашютистов – свободных охотников, павших в бою 6 ноября 1943 г.». Неужели вы не находите это дьявольски интересным?
– Не особенно.
– Вы хотите сказать, что уже видели его раньше?
– Конечно нет. – Теперь в нем появилось что-то загнанное, в голосе прозвучало отчаяние, когда он добавил: – Будьте так любезны, положите плиту на место.
Я ни на мгновение не поверил ему и спросил:
– Кто был этот Штайнер? Что это было за дело?
– Я уже сказал вам, что не имею ни малейшего представления, – произнес он с еще более загнанным видом.
И тут я кое-что вспомнил.
– Вы ведь были здесь в 1943 году, правда? Вы же тогда получили этот приход. Так написано на доске в церкви.
Он взорвался:
– Говорю вам в последний раз, положите плиту на место!
– Нет, – возразил я, – боюсь, что сделать этого не смогу. Странно, но, казалось, он взял себя в руки.
– Очень хорошо, – спокойно сказал священник. – Тогда вы очень меня обяжете, если немедленно удалитесь.
Похоже было, что спорить не о чем, учитывая его настроение, поэтому я подчинился.
– Хорошо, отец, если вы этого желаете.
Я дошел до дорожки, когда он крикнул мне вслед:
– И не возвращайтесь. Если вы вернетесь, я без малейшего колебания вызову местную полицию.
Я вышел через покойницкую, сел в «пежо» и уехал. Его угрозы не беспокоили меня. Я был слишком взволнован, слишком заинтригован. Все в Стадли Констабл казалось таинственным. Это было одно из мест, которое можно найти только в Норфолке, и больше нигде. Деревня, которую вы вдруг нечаянно находите, а потом так и не можете найти снова. И начинаете сомневаться, а существует ли она вообще.
Нельзя сказать, чтобы деревня была очень большой. Церковь, старый дом священника в саду за забором, пятнадцать или шестнадцать разного рода коттеджей, разбросанных вдоль реки, старая мельница с массивным колесом, деревенский паб «Стадли армс».