Орел приземлился - Страница 18

Лемке достиг пятидесятиярдной отметки значительно раньше других и продолжал двигаться. Штайнер не мог ему помешать. Стрелки на судне нащупали цель, пули отскакивали от тел торпед перед стеклянным куполом.

Штайнер обернулся и махнул Нойманну.

– Пошел! – крикнул он и выпустил торпеду.

Торпеда, на которой сидел Штайнер, освободившись от тяжести, прыгнула вперед с новой энергией, и он быстро положил право руля, следуя за Нойманном по широкой дуге, стараясь как можно быстрее оторваться от судна.

Лемке теперь тоже сворачивал, но не более чем в двадцати пяти ярдах от «Джозефа Джонсона», и стрелки на борту ожесточенно стреляли по нему. По-видимому, один из них попал в Лемке, хотя Штайнер и не был в этом уверен. Еще секунду назад Лемке сидел скрючившись верхом на торпеде, уходя от опасности, а в следующее мгновение его не было видно.

Секунду спустя одна из трех торпед взорвалась под кормой и трюмом, набитым сотнями тонн легко взрывающихся бомб, предназначенных для «летающих крепостей» Первой авиадивизии американского 8-го соединения ВВС в Англии. Поглощенный туманом, «Джозеф Джонсон» взорвался, и звук взрыва снова и снова повторяло эхо. Штайнер низко пригнулся, когда над ним прошла взрывная волна, и быстро свернул, чтобы увернуться от плюхнувшегося перед ним в море огромного куска металла.

Сыпались обломки. Воздух был полон ими, и что-то нанесло Нойманну скользящий удар по голове. Он с криком взмахнул руками и свалился на спину в море, а торпеда, ринувшись в волну, исчезла.

Хотя Нойманн был без сознания и из жуткой глубокой раны на лбу текла кровь, он благодаря надувному жилету остался на поверхности моря. Штайнер притормозил около него, пропустил под жилет лейтенанта петлю из каната и двинулся дальше к волнорезу, торопясь из-за тумана, который снова окутывал остров.

Отлив становился все сильнее. Штайнер знал, что у него не было шансов добраться до гавани, но он продолжал бороться с отливом, который должен был в конце концов унести его в Ла-Манш безо всякой надежды на возвращение.

Вдруг он заметил, что Риттер Нойманн пришел в себя а смотрит на него.

– Отпустите меня! – еле слышно сказал Нойманн. – Отрежьте канат. Один вы дойдете.

Штайнер не ответил, сосредоточившись на повороте торпеды вправо. Он вспомнил, что где-то там, в непроницаемой подушке тумана, находился меньший остров. Появился шанс, что отлив может вынести на него. Слабый шанс, но все же лучше, чем ничего.

Штайнер спокойно спросил:

– Сколько мы пробыли вместе, Риттер?

– Вы сами прекрасно знаете, черт возьми, – ответил Риттер. – Впервые я увидел вас над Нарвиком, когда боялся прыгнуть с самолета.

– Теперь вспомнил, – сказал Штайнер. – Я как-то сумел убедить вас.

– Можно и так сказать, – согласился Риттер. – Вы вышвырнули меня.

Зубы у него стучали, он очень сильно замерз. Штайнер наклонился проверить конец.

– Да, сопливый восемнадцатилетний берлинец, только что из университета. Всегда с томиком стихов в кармане. Профессорский сынок, который прополз под огнем пятьдесят ярдов, чтобы принести мне индивидуальный пакет, когда меня ранило у канала Альберта.

– Мне надо было дать вам умереть, – мрачно сказал Риттер. – Посмотрите, во что вы меня втянули. Крит, присвоение офицерского звания, которое мне было ни к чему. Россия и теперь это. Выгодное дельце! – Он закрыл глаза и тихо сказал: – Очень жаль, Курт, но все ни к чему.

Неожиданно их подхватил поток воды и понес к рифам у острова. Там застряло судно, вернее, его половина – все что осталось от французского каботажного судна, налетевшего на рифы. Остатки кормовой палубы отлого спускались в воду. Подхваченный волной, Штайнер скатился с торпеды и ухватился одной рукой за поручни судна. Другой рукой он сжимая конец каната, привязанный к Нойманну.

Волна откатилась, потянув за собой торпеду. Штайнер встал. Он поднялся по наклонной палубе к остаткам рубки, уперся ногами в проеме сломанной двери и потянул за собой своего товарища. Рубка была без крыши. Начался мелкий дождик.

– Теперь что? – спросил Нойманн слабым голосом.

– Сидим крепко, – ответил Штайнер. – Как только туман рассеется, Брандт выйдет на поиски на спасательном судне.

– Сигаретка бы не помешала, – сказал Нойманн, но осекся и, оцепенев, указал на сломанную дверь. – Посмотрите!

Штайнер подошел к поручням. Вода, завихряясь и крутясь среди рифов и скал, несла с собой отбросы войны – плывущий ковер – все, что осталось от «Джозефа Джонсона».

– Значит, мы попали, – сказал Нойманн. Он попытался встать. – Курт, там внизу человек в желтом спасательном жилете. Поглядите, под кормой.

Штайнер скользнул в воду под корму, проталкиваясь среди обломков к человеку, который лежал на воде с откинутой назад головой и закрытыми глазами. Он был очень молод, светлые волосы прилипли к голове. Штайнер ухватил его за спасательный жилет и потащил к безопасному месту на разбитой корме. Открыв глаза, человек смотрел на него и, покачав головой, пытался что-то сказать.

– Что такое? – спросил Штайнер по-английски.

– Пожалуйста, – прошептал юноша, – отпустите меня.

Глаза его закрылись снова, и Штайнер подплыл с ним к корме. Нойманн, наблюдавший из рубки, увидел, что Штайнер потащил юношу по наклонной палубе, остановился, а затем мягко опустил в воду. Поток понес тело за риф. Штайнер тяжело поднялся на палубу.

– Что там было? – слабым голосом требовательно спросил Нойманн.

– Обе ноги оторваны до колен. – Штайнер осторожно сел и обхватил ногами поручни. – Какое стихотворение Элиота ты всегда повторял в Сталинграде? То, которое я не любил.